С миру по нитке...
Стихи
КУРСК, 1999 г.
* * *
"Но, чтоб понять
хоть что-нибудь о смерти –
Достаточно
с поэтом жизнь прожить...
Научимся любить живых поэтов,
И павшие поэты нас простят.
Поэта узнают не по портрету,
А по стихам, что в сердце постучат.
Не верьте лицам и себе не верьте,
И сразу не надейтесь полюбить.
Но, чтоб поэт прийти мог после смерти,
Поэту нужно жизнь ещё прожить.
8 июля 1998 г.
* * *
Целый день метель была в заботах –
Всё – мела… лишь к вечеру устала…
И я вышел принимать работу –
В сад пролез по снеговым завалам.
Предо мной, на снежном покрывале,
Окаймлённом нитью деревенек,
Там, где прежде деревце вздымалось,
Высились теперь рога оленя...
Видеть так...
Родиться, удивиться,
Находить величие и славу,
Не помыслив разу – удавиться
От всего... и просто – от державы,
Где всегда, размашисто ступая,
Дурь веками расправляет плечи,
Где язык
Словам хребет ломает,
Заплетаясь в множестве наречий,
Где давно знакомые равнины
Вдруг увидишь в новом ясном свете...
Оттого, наверно, привкус винный
Стал порой в стихах моих заметен...
1998 г.
* * *
Как стружка, отделилась пробка,
По мановению руки.
И взгляды потянулись к стопкам,
Как вслед за солнышком цветки. -
Так начата была попытка
Развеять скуки зимней сон,
Когда мы с другом чем-то жидким,
Задали встрече нашей тон.
Обычный вечер, и в беседе
Непримечателен ничем, -
Друг говорил, что он уедет
От всех скопившихся проблем...
Друг говорил, а сам сомненья
Не мог упрятать на лице,
И, как в библейском откровеньи,
Всё путал что-то при конце.
Порой, казалось, что реально
Уже не здесь он, не со мной,
И, что туман дороги дальней
Его окутал пеленой.
О, друг, я всё прекрасно вижу...
И мы, собрав в карманах медь,
За невозможностью – в Париже,
Пошли с Россией умереть.
1998 г.
НА БАЛУ
О, провинция!
Даже твой праздник,
Не сулит впечатляющих зрелищ...
Лишь афиши призывами дразнят,
Лишь в рекламе мы поднаторели...
Так, попав по причине зазыва
На какое-то действо,
Порою
Проникаешься тем, что порыва
Лишь хватило на то,
Чтоб устроить
Представление... –
Всё так нелепо,
И чему-то, столь жалко – подобно...
----------
Новый год... вечер скомканный слепо...
Настроенье... – сказать не удобно...
Что я делаю здесь, в этом зале,
Где тоскливо мне даже от ёлки?
Видно, в зал не вмещалась
И – взяли
Ей вершины подрезали чёлку.
Не примета ль то нового года? –
Знак, что голову я потеряю
От любви,
От какой-то свободы,
С головою в безумства ныряя...
Иль то – ёлка в стране лилипутов –
Не по мерке срубили, с размахом?
Я, наверное, праздник попутал?
Мне бы надо, при входе, на плаху?
Обмануться, хочу обмануться! –
В мрачном цвете всё видеться стало...
Ухожу... чтоб уже не вернуться
В тесноту захолустного зала.
Я пойду... я пойду, как прохожий...
В окнах светятся ёлки, внушая,
Будто счастливы все...
Ну, а может,
Кто-то ёлкой себя утешает?
Украшает, другим подражая,
Ну, а праздником в доме не пахнет?
Ёлка в доме стоит, как чужая,
И от тяжести воздуха чахнет...
Кто-то ждёт от грядущего года
Не хороших, а скорбных «подарков»?
Время-время... оно, как погода –
С ним и летом бывает не «жарко»...
Где-то день лишь сменяется ночью,
И живёт полудикое племя...
Помню, в детстве, часы раскурочив,
Я подумал, что стало и время...
Да, забавно... я вырос... и ныне
Механизмов в часах не ломаю...
Но живу средь людей, как в пустыне –
Их – не вижу, и не понимаю... –
Средь людей мне так скучно, ей богу...
В их весельях не видно мне толку...
Я афишу сорвал по дороге:
НОВОГОДНЯЯ СКАЗКА ПОД ЁЛКОЙ!
1998 г.
* * *
На каком-нибудь острове,
В тайне от шума земного,
Нам бы жить, как в раю... —
Ты же помнишь про наши мечты?
Ты всё знаешь...
И знала:
Для жизни нам нужно немного...
Но и жить, лишь мечтами,
Устанешь...
Устала и ты.
Это не беспричинно,
Но так и бывает обычно... —
Жизнь проходит,
И молодость скоро
Осыплется вся...
И забыты философы...
Помнишь вопрос:
"Что — первично?" —
Идеалы прошли...
Ты разводишь в селе поросят.
1998 г.
* * *
Праздничный кончился ужин,
Бабушка моет посуду.
С ёлкой в дому, неуклюжей,
Праздник, что ждём мы, как чуда...
Только чудес не бывает,
Жизнь мне уже доказала...
Не оттого ль зазывает
Время нас всех на вокзалы?
Что ж, завтра снова уеду. —
Глупо, тоскливо и грустно.
Вспомню дорогою деда,
Бабушку, с ужином вкусным.
С кем буду ехать — не знаю.
Мимо помчатся перроны.
Все мы вот так проезжаем
В тесном плацкарте вагона.
1998 г.
* * *
Ещё не вечер...
Но мне, ей богу,
Что – день, что – вечер... что – миг, что – час...
Смешно, но, кажется, и пороги
Потёр я, в двери мечты стучась...
Куда податься?
Но всё ж в итоге –
Воспрянешь,
Сделаешь шаг вперёд...
Так появились на свет дороги...
Но кто начало дорог найдёт?
Чью грудь однажды уколет Розой
Ветров,
Тот ветер пойдёт ловить,
С которым пили нектар, амброзию
Олимпа боги,
Надеясь жить
На светлом небе своём
Веками...
Но кто их станет теперь молить?
Кто в наших письмах прочтёт –
Какая
Была дана нам
Привычка жить?
Поймёт –
Чем жили мы здесь на свете...
Пиши же, милая, мне,
Пиши
О чём угодно,
(Ведь смысл не в этом),
И я увижу твой мир души.
Твой будний вечер:
В диване – мыши,
Клубки и спицы,
Гитара, кот...
И что-то кот зачастил на крышу...
До дыр зачитанный Вальтер Скотт...
И за собою маня в окошко,
Луна мешает тебе уснуть...
Сбежать бы просто на крышу кошкой,
Сбежать хотя бы куда-нибудь...
1998 г.
* * *
Сколько всяческих знаний в нас влито за годы?
Ты и формулы помнишь ещё: Н2О –
Можем так обозначить химически воду...
Это знание нам не даёт ничего.
Отчего же пытаюсь, в последнее время,
Все пробелы восполнить в учёбе своей?
И стихи подчиняю проверенной схеме,
Избавляясь от хлама и детских соплей...
И представлю я школу, и ясно увижу,
Что плохому не учат... но чья же вина,
Что труднее всего в жизни всё-таки выжить?
Жизнь другие уроки готовила нам...
То, другое, как грязь, как похабщина, въелось
В нашу память стремительно и без труда.
Ну а то, что зубрили, куда же всё делось –
Этот синус, котангенс... и вся ерунда?
Так на что же мы тратим все лучшие годы,
Если знаем лишь то, в чём возникла нужда?
Словно входим в познания быструю воду,
А выходим... и всё с нас – как с гуся вода...
Чтоб навек сохранить уваженье к учёбе,
Ничего ни о чём я не должен бы знать!
Мне бы легче жилось, как простейшей амёбе...
Ах, зачем же меня научили читать?
Понимание жизни – опасная штука...
Почему я не леший, не житель лесной?
Просто бесит порой, что какая-то сука
За меня всё решает и правит страной.
Сколько ж светлого, жизнь, ты во мне поборола,
Чтобы мне полюбился незнания мрак?
И какая нужна человечеству школа?
Почему не научимся мы всё никак?
1998 г.
* * *
Кто ж разбросал мне бусинки по комнате?
Янтарно так...
И сил нет
Их собрать.
Но мне с утра теперь уже не вспомнить
Кто мог вчера здесь бусы разорвать.
Сижу один на скомканной постели,
Пустых бутылок трубы на столе,
Как будто на пожаре
Погорели
Дома,
А печи высятся в золе.
Но это след вчерашнего разврата, -
Приличней эту жизнь не назовёшь.
Я не завистник
Бедным и богатым,
Я не задам вопрос:
Чего ты пьёшь?
Но сколько жизнь такая длиться будет?
Я вспоминаю вечер...
Вечера...
В одном ключе,
В одном тумане,
Гуде...
Я вспоминаю пьяное вчера:
С утра пытался сочинить хоть что-то –
Черкал в блокноте, душу ворошил.
Но у судьбы со мной другие счёты –
Пришли друзья по ВУЗу – алкаши.
Но что меня роднит сегодня с ними? –
Кто мне ответит на такой вопрос?
Их все дела не вяжутся с моими,
Я их давно душою перерос...
Но запускаю их к себе в жилище –
Картошку жарим, рюмки достаём.
К столу садимся для приёма пищи,
И вскоре песни пьяные поём.
Потом зовём соседок по общаге,
В ночной ларёк гонца за водкой шлём,
Что преисполнен дури и отваги,
И по балконам залезает в дом.
Стоит галдёж... мои ночные гости,
Все "знают жизнь", все что-то говорят...
И лишь сперва, на первом-третьем тосте,
Я ухмыляюсь мысленно с ребят...
Но, захмелев, я вскоре забываю,
Что я безумно с ними одинок.
Сижу, внимая пьяным пустобаям,
Танцую девок, лезущих под бок...
При встрече с ними после будет стыдно –
Я скромный парень, мне нужна одна,
Но, под хмельком, развратно, несолидно
Целую всех, кружась как сатана.
Никто не скажет, глядя на такого,
Что где-то там во мне живёт душа!
Душа поэта, русского, большого!
Душа ребёнка, сердце малыша,
Что одинок, как малая планета,
Как в чистом поле сирая сосна,
Что ввысь не рвётся, ей хватает света –
Она одна, всю жизнь она одна.
Стоит себе, уже не замечая,
Что льются слёзы, капает янтарь.
Я чьи-то бусы в мусор выметаю…
Мне наплевать, что я такая тварь…
1998 г.
* * *
Я тоже, как Золушка, рвался на бал...
Какими же светлыми грёзы те были.
И всё-таки, я хоть куда-то попал...
Но что ж вы меня так в объятьях давили?
Святой мой Господь, ты прости мне сей бред,
Но в век наш, увы, не с огнём я играю,
Пытаясь составить словесный портрет
Рождения в яслях, в каком-то сарае,
И доли – всю жизнь подниматься на крест,
Быть загнанным в угол, и в роли мишени...
И знать, что: не выдашь – свинья и не съест!
"Хрустальною туфелькой" трогать ступени...
Затем ли, чтоб видеть извечнейший бал?
(Пусть бросится смех мой в глаза вам и в уши!)
Почувствуйте: кто, да и что здесь ..ал!
Ведь завтра ж – ногою полезете в душу...
Я помню, что в полночь наступит конец
Всему...
И всё ж Золушке быть королевой...
Храни тебя гордость, при входе в дворец,
И смех над дуплом в родовом чьём-то древе...
Пусть рты разевает восторг: "Ё-моё!"...
Чем лучше наряд, тем даётся труднее...
И лишь быстротечно то счастье твоё...
Но это всё – крёстная "добрая фея"...
1998 г.
* * *
Которые тут временные? Слазь!
И словно сказано про нас с тобой,
Про наши чувства
И про нашу страсть,
Любовь...
Какая к чёрту
Там
Любовь?
Всё в жизни проще,
Чем казалось мне,
Зато теперь-то
Я бы мог сказать:
Люблю всё больше
И
Люблю сильней
Людей раскованных
И слово – спать.
1998 г.
* * *
Кто-то в клетку, словно попугая,
Приручая, посадил орла.
И у птиц душа иной бывает...
И в неволе птица умерла…
Ну а люди разные тем боле...
Ах, когда бы в жизни было так,
Чтобы делать всё по доброй воле?
Я и сам, как попка, жил, дурак...
Иль собой я ничего не значил?
Может, просто мне не повезло?
--------------
Я слова бросаю на удачу,
Я так много знаю разных слов:
Да, орлов кормить лишь надо кровью,
По-другому не взрастить орла,
Эта кровь рифмуется с любовью,
С чистотой и с небом у крыла.
Но никто в птенцах не понимает,
И никто не хочет понимать,
И орлята клеть перерастают,
И орлята будут умирать.
30 мая 1992 г./1998 г.
* * *
От частых улыбок искривятся губы.
Что – смотришь? Потушишь глаза об меня!
Мне чудится – так же смотрели бы в зубы,
Себе выбирая на рынке коня.
И хочется мне побрыкаться под взглядом,
Но я ведь не конь, а поэт, должна б знать!
Но словно бы мама мне шепчет: Не надо,
Не надо, сынок, так всё воспринимать...
Эх, мама... Не эта ль любовь виновата,
Что только и радости в жизни мне есть?
С бутылкой вина я сдружился когда-то,
И сколько их выпил, теперь уж не счесть...
Не лезь ко мне в душу с жеманной игрою,
Подруга, когда б я не знал этот мир, -
Амур меня столько дырявил стрелою,
Что сердце всё словно решётка от дыр.
Не даром – все чувства в душе сквозняками...
Однако в одно верить хочется мне:
Коль ты так упорно светила глазами,
То значит ещё моя рожа в цене...
* * *
Моим словам не веришь ты...
Но вот –
Чем не сюжет банального кино?
Ты входишь в дом мой,
Зная наперёд –
Зачем зову...
Мол, нужно лишь одно...
Дурацкий штамп... Иначе не сказать...
Но я тебя и вправду обману...
Я лишь хочу,
Хочу тебя
Узнать...
Ведь я любил,
Любил тебя одну.
Любил тебя, как любят в первый раз,
Ещё юнцом,
И всё б тогда отдал
За ночь с тобою...
Только не сейчас,
Сейчас совсем не то уж, что тогда...
Поговорим с тобой, поговорим,
Я так люблю беседы по душам.
Когда ж ещё на пару посидим?
Пошлёт ли жизнь такие встречи нам?
Оставь другим телесную себя –
3емле, парням... не важно мне – кому...
Чего мы только не творим
Любя?
Возможно, мы и любим
Потому...
И пусть любовь разменяна давно
По мелочам, монетой золотой...
Ты для меня останешься родной,
Желанной, но несбывшейся мечтой...
Но ты не веришь... взглядами дразня,
Всё нервным пальцем гладишь свой бокал...
То на часы взглянёшь... то на меня...
Прости, я в чём-то, кажется, соврал...
1998 г.
* * *
Поле не меряно, овцы не считаны,
Пастырь рогат и, похоже, с хвостом...
Всё то наш мир. Мы же, часто, воспитаны
Так, что становится тошно потом
При столкновении с правдою жизни...
Как нам не плакать? И как не тужить?
Слыша псалмы, я по всем вижу тризну,
Милая, что же мне делать, скажи?
Бегством спасаться, спасать идеалы?
Кто-то полцарства давал за коня...
Знать, и троянцам коня не хватало...
Сделай хоть что-нибудь ты для меня!
Сделай, и стану тебе я молиться, -
Духа святого пусти ночевать.
Дай мне за звёзды рукой ухватиться...
Небо похоже на нашу кровать...
Как ты умеешь меня успокоить
Тем, что стихи меня переживут.
Что же ты, правда? Зачем мне такое?
Что же ты сеном-то видишь траву?
Вдумайся, этого скоро не станет –
Пальцев, ладони... всё это – рука...
Если лишить меня жизни, исканий,
То для чего же нужны мне века?
...Завтра на стенке напишем: "Ворота", -
Пообещаем всем выход и рай.
Но для себя отыщу я работу, -
Я тот баран... всё во мне через край...
1998 г.
СЛОВО О ПОЛКУ...
"В каждой женщине – Ярославна...
От скуки, я написал тома...
Мне скучно даже с тобой!
Ты скоро бога сведёшь с ума,
Своей мольбой...
А, может, с битвой куда сходить!?
Потом поход описать?
Тебе появится смысл молить,
Любить и ждать...
Туман на сонном Дону спадал –
Приснилась мне благодать...
Тебя ль одну я любил всегда? –
Начнёшь гадать...
Жила бы ты по корчмам в пути –
Другой бы был разговор...
Но, что удержит меня уйти?
Затменье? Вздор...
Руками в небе поймай лучи –
Стяни попробуй с коня...
Кричи же, женщина, вся кричи:
– Возьми меня!
24 января 1997 г.
ЛЮБИМОЙ
Возможно, что я, для тебя – "никакой":
И в жизни – как лох, и на ложе любви...
Стараясь всё делать,
Как добрый герой,
Я этим всю юность себе отравил.
Живу и теперь я, как всё дурачьё...
Да, милая, так и приходится жить!
И, как бы при деле, а всё ни при чём...
И даже всем этим я стал дорожить.
Люблю, забываясь, чайку вскипятить,
Хлеб маслом измазать,
Как душу тобой...
Какой тебе, светлая, шарик купить?
В игрушках? В аптеке?
Купил бы любой.
Да, всё – для тебя...
Ну, а мне – всё равно...
Мне радостно, если приятно тебе.
Ты мне заменила еду и вино,
И что-то в моей изменила судьбе...
И жизнь закачалась моя, как весы –
В ней нет равновесья,
Покоя и сна.
От встречи до встречи –
Считаю часы!
Ты даже не знаешь – как ты мне нужна...
А знать и не нужно... Ты просто – живи! –
Как есть у Цветаевой где-то в стихах...
Лишь помни:
Я впрок не оставлю любви...
Разлюбишь меня –
Всё рассыплется в прах...
1998 г.
* * *
Ну, а зачем тебе это всё надо –
Знать: кто же был у меня до тебя?
Взгляд твой ловлю... – ощущаю прохладу, -
Словно не веришь ты в честность ребят...
Вряд ли ты это сочтёшь интересным,
То, что тебе рассказать бы я мог.
Все "похожденья" мои, если честно,
Можно вместить в пару строк... видит бог...
Впрочем, скрывать не хочу и не буду,
Как-то была в моей жизни любовь,
С нею, я верил в какое-то чудо...
Я только с ней оставался собой.
Мне изменяла она откровенно –
Даже с друзьями её заставал.
Но я сносил все измены смиренно,
С той же любовью её обнимал.
Было, она предавалась разврату...
Брали её – все, кто мог и не мог...
Но, разве в чём-то она виновата,
Что к ней тянулись, кто сердцем продрог?
И я теперь даже счастлив бываю,
Если её с кем-то вижу вдвоём.
Только в объятьях она оживает...
Только в любви её сердце поёт...
Кто-то смеялся, что мы с ней не пара...
Звал наши чувства "плохою игрой"...
Я был любим... её звали – Гитара...
Мы с ней творили такое... порой...
1998 г.
* * *
...Я словно тот поп, что с молитвой и с матом,
Напившись, в церквушке жжёт свечи всю ночь...
Так, многое в жизни: греховно и свято...
И веры моей ты, прошу, не порочь...
То ты – словно демон, то ты – как мадонна,
Твои поцелуи – то мне, то кресту.
Кто это придумал: что – грех, что – законно?
А ноги не ты ль омывала Христу?
Как много мы знаем. Как много забыли.
Как грустно, что все мы сгорим, как бурьян...
Печально, но, правда – мы даже не жили...
Но ты говоришь мне, что я просто пьян.
Но я никогда не бываю тверёзым
Расчётливым мелким скупым подлецом...
Но нет никакой во мне миру "угрозы" –
На люди являюсь с притихшим лицом.
1998 г.
* * *
Звёздным половником вычерпан день...
Больно мне, больно мне как-то, подружка.
Что тебе стоит со мной посидеть?
Что ты упрямо уткнулась в подушку?
Если б ты знала, когда ты уснёшь,
Сразу вдруг станет мне так одиноко...
Словно бы, с яростью, месяца нож
Выхватил кто-то огромный с востока
И замахнулся им в сердце моё...
Так тяжело на душе мне вдруг стало.
Знаешь, наверное, все мы живём
С чувством, что знали хорошего мало...
Да, мы живём лишь надеждой на жизнь…
Хочется жить!
Не с того ль тебе скучно
Слушать мои рассужденья, скажи,
Просто отдаться — тебе это лучше?
Но никогда не хватает мне зла
Жить, не тревожа сердце разбитое...
Чёрт с тобой, спи... да пошла ты... пошла...
Дура пустая… дура набитая...
1998 г.
* * *
Не выходит у нас разговора...
И сердца безголосыми стали –
Не справляются в роли суфлёра –
Замолчали сердца, замолчали…
Не выходит у нас разговора...
Ничего ты такого не скажешь,
Чтобы я тебя с жадностью слушал,
Ничего, чтоб хоть глупостью даже,
Но цепляло за самую душу,
Ничего ты такого не скажешь.
Ты не скажешь и этого: "Милый,
Непутёвый ты, был и остался,
Знай же, сколько в себе я носила
Эту боль, ты ж понять не пытался..."
Ты не скажешь и этого: "Милый..."
Что ж выходит: нам главное – слышать,
Чтобы нам и о нас говорили,
То, что слышать хотим... И что – выше
Становиться, давало б нам силы?
Что ж выходит: нам главное – слышать...
17 марта 1998 г.
* * *
А в реке поменялась вода...
Но извечно названье реки...
Так и Родина – будет всегда,
Даже если «цари» – дураки.
Знаю, в чём-то мы все не правы...
Но у нас не понятно, кто – прав...
Не пошлёт нам Господь рулевых...
Не построим никак переправ...
То скорбим о нехватке свобод...
То вздыхаем о сильной руке...
Но не сыщем, не ведаем брод...
Знать, живём на великой реке!
1998 г.
* * *
Этот мир проникает в меня как сквозь призму –
И не вижу я белого в жизни нескладной.
Не стремись я к прекрасному и классицизму,
Обо всём говорил бы, как есть, беспощадно...
Но всего не опишешь в стихах, и не надо –
Без меня натащили в поэзию срама.
Как поэту, мне было бы лучшей наградой,
Если б мною гордилась хоть чуточку мама.
Но "цветное кино" современного мира
Всех давно без меня разделило по цвету...
И всё глуше моя чёрно-белая лира,
И всё меньше во мне остаётся поэта.
1998 г.
* * *
И меня родители назвали
Юрой – в честь Гагарина...
Тогда
Люди, может, чуточку мечтали,
В небо бросив взоров невода...
Сколько слов "космических" ворвалось
В русский наш "медлительный" язык...
Знал и я слова те, и не мало,
Знал, да как-то я от них отвык...
Из всех слов, родившихся в те годы,
Современность, думаю, взяла
Слово "невесомость", что, по ходу,
Отражает ныне все дела. –
Ничего у нас не создаётся,
Прошлое заношено до дыр...
И, хоть нынче: пой – о чём поётся,
Потускнел для взоров звёздный мир, -
Мир, который ничего не значит
Сердцу, обречённому на тлен...
Закатились мы, как детский мячик,
Жить сюда – в эпоху перемен...
Грустно как, что всё у нас на время:
Идеалы, цели и мечты...
Вместе с "небом", что уже "не в теме",
Мы забыли чувство высоты...
1998 г.
* * *
"Взволнован веяньем весны,
В садах – зелёным цветом почек,
Вдруг понял я: над нами сны
Имеют власть не только ночью...
Мне как-то стало безотрадно…
Но на дворе была весна!
И я, вдыхая воздух жадно,
Бродил весь вечер, дотемна.
Лишь уморился от прогулки,
И вот уже едва бреду,
Срезая путь, по переулку,
Себе внушаю на ходу:
Ну, как же это всё наивно –
Пытаться радость отыскать
В краю, где всё так примитивно,
И даже божья благодать…
Чем дальше убегают годы,
Даруя мне прозрений свет,
Я убеждаюсь, что «погоды»
Не сделал ни один поэт…
Стихи-стихи… что ни страница –
Пустой набор созвучных фраз…
А жизнь… что лучше удавиться…
Но помню, что живу лишь раз…
1998 г.
* * *
А стоило ль так мучиться, стараться? –
Добившись цели, вновь ищу ответ...
Устал, устал я за ветром гоняться,
А правды в мире – не было, и – нет.
Но, словно птица – в далях поднебесья,
Неуловима и едва видна,
Утратит жизнь приметы равновесья,
И окрылишься, и лишишься сна.
Над жаждою ночей бессонных кружишь,
Их не насытить, видно, никогда.
Всё, исполняясь, кажется ненужным,
Но остаётся нашим навсегда...
И в этом – жизнь... И снова я не знаю,
Объятый страстью, как мне поступить?
И ты права, душа моя живая:
Любой «ответ» должны мы пережить...
1998 г.
* * *
Мотыльками вспорхнули,
Трепещут шелка выпускниц.
Отзвенели звонки,
Отзвучала напутствия речь.
Завтра выпорхнет в мир
Стая юных взволнованных птиц,
А пока – школьный вечер,
И в зале – улыбок, как свеч...
Пусть сегодня от вальсов
Паркетный повытрется лак, -
Не до сна выпускницам...
И вздохи на школьном дворе...
Кто-то даже заплачет,
Кому-то всё будет не так...
Сны останутся снами,
Но главное – сон досмотреть.
Гуси-лебеди детства,
Как сладко в мечтах улетать...
Сколько в мире всего!
Сколько света и сказочных мест!
Ах, мои малыши...
Но сегодня ребят не узнать!
А девчонки, девчонки-то?!
Сколько готовых невест!
Любо-дорого глазу
От белого цвета одежд, -
Платья, платья мелькают...
И светлым покажется путь.
На пороге в тебя,
Жизнь, храни этих юных людей,
Будь созвучна
Сердцам их открытым
И матерью будь.
1998 г.
* * *
На меня ветерок повеял
Свежескошенных трав дурманом.
Этот запах – как ахинея...
Этот запах – как взрыв вулкана...
В центре города, в полдень летний,
Невозможный какой-то запах.
С ним, я снова – двадцатилетний,
Деревенский, и – "шляпа-шляпой".
Знать, не зря мне сегодня снилось:
Поле... травы... дорог развилка...
Но, вдруг стало мне так уныло –
Я узрел газонокосилку.
Этот запах – дела косилки,
Этот запах – её работа...
И стоял я с такой ухмылкой...
Безвозвратное в этом что-то...
Всё, чего я в душе пугаюсь,
Отчего я сгибаюсь ниже –
Всё боюсь, что навек прощаюсь,
И уже никогда не свижусь.
Все, кто мне бесконечно дорог,
От кого я ушёл, уехал...
Все, с кем мне распрощаться скоро,
Нам и смерть, для встреч, "не помеха", –
Вы приснитесь мне пред рассветом,
Когда сон несказанно чуток,
Мы отправимся вместе в лето,
Распугаем в болотах уток.
И смешной оголтелый чибис
Долго будет кружить над нами –
Ах, откуда, зачем, и "чьи вы"
Растревожили душу снами.
1998 г.
* * *
Кто не любит, не пьёт – слепец...
Ясно вижу – подохнем все.
Рвался к лучшему, как беглец –
Бегал белкою в колесе.
Толку – пыжиться, как Сизиф,
Возвеличивать жизнь свою?
Всякий здесь – лишь на час – Халиф, -
Убеждён, и на том – стою!
Мне, прошедшему много миль,
Всё вчерашнее – трын-трава...
На ботинки осела пыль,
Пыль, что раньше была жива...
Вскоре буду вот так и я
Пылью чьи-то марать "шузы"...
Люди, все мы и есть – Земля!
Постигайте скорей азы!
Поубавьте дурную прыть,
Не стремитесь пролезть в князья...
К чёрту всё... Я хочу пожить,
Пока смертью не буду взят.
Ненавижу мораль и честь!
Ненавижу давленье зла!
Все – умрём...
Говорят, что есть
В жизни смысл,
Если жизнь была.
1998 г.
"ГОРОД РЫЛЬСК - ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!"
Я родился не в Рыльском районе,
Здесь у нас всё не сложат границы...
Мы в другом оказались загоне,
Слава господу – не заграница!
Ничего я не знаю о предках,
Есть в роду у меня малороссы...
Украина – родня и соседка,
Только крутит от времени носом...
Разделились опять, разбежались...
Ну, да ладно... всё это лишь к слову...
Вновь стою я на рыльском вокзале,
Повинуясь душевному зову...
И меня поприветствовал матом –
Пьяный бомж, от души – полагаю...
И у нас, поезжай хоть куда ты –
Тем же словом тебя обругают.
Сразу стало смешно и спокойно,
Что повсюду похожа Россия...
Рыльск исконнее первопрестольной,
Рыльск бессмертнее хана Батыя.
Был граничащим, был сопредельным,
Двести лет воевал за поляков.
А потом был последним удельным
Русским князем, рылянин – Шемяка...
Знал Лжедмитрия: бился с Москвою –
Отстоял самозванца в осаде,
Рыльск, не знавший веками покоя,
Приутих в современном раскладе...
А душа встрече с городом рада!
Поднимаюсь по улочкам выше –
Мимо дома со старым фасадом,
Где амуры взлетели под крышу...
Вижу: Шелихов вышел из парка,
Наш "Колумб", открыватель Аляски,
И застыл монументом...
И жалко,
Что Аляску продали по-блядски...
Я люблю, в это жаркое лето,
Забредать, за прохладою, в храмы... -
Где-то в Рыльске, в эпоху "советов",
Окрестила тайком меня мама...
Можно было бы, в плане традиций:
После битвы, похода за славой,
На ночь в Рыльске нам остановиться,
Как Пётр Первый здесь, после "Полтавы".
Это повод – вернуться когда-то,
Стать над Рыльском, поднявшись на гору,
И по-русски, забористым матом,
Восхититься в родные просторы!
Ну, а так – здесь тоскливо людишкам,
Хоть кого мы б о том не спросили...
Я подумал: в таких городишках –
И сокрыто лицо всей России.
21 июня 1998 г.
* * *
Ты уже показала, как можешь любить...
Но тебя не хочу обижать понапрасну...
И попробую даже тебя позабыть,
Я, как будто бы вышел на трассу "на красный"...
Просто я – на твоём оказался пути,
Ты несёшься по жизни на всех оборотах...
Это я виноват... дорогая, прости!
Ты ещё б до сих пор наслаждалась полётом...
Знаешь, вспомнилась сказка... послушай меня...
Эту сказку тебе расскажу напоследок...
Я – своими словами... в "манере коня",
Буквой "Г", с разворота, без всяких разведок...
...В неком царстве, в былые ещё времена,
Проживала девчонка с отцом Арбалетом.
Ей во сне постоянно являлась война,
Будто ходит война вслед за нею по свету.
Но она отметала кошмарные сны,
Были ей непонятны причины видений.
Ей хотелось любви! Ей хотелось весны!
И она изнывала от всех устремлений...
И во сне улетала куда-то опять,
Торопилась, неслась с добродушным приветом.
Ей хотелось о многом кому-то сказать...
Прикоснуться ко всем, передать эстафету...
И однажды, оставив отца своего,
Убежала из дому она, и в дороге,
Повстречала мальчишку, влюбилась в него,
Но разбила лишь сердце парнишке, в итоге...
Говорят, что она, наконец, поняла –
Почему же ей снились всё время кошмары,
И – что имя её означает – "Стрела"...
...Вот, и ты понимаешь, с тобой мы – не пара...
* * *
Милая, хорошая моя,
Я пойду... а ты поспи немного...
Скоро утро... новый день... а я
Всё топчусь, прощаясь у порога...
Поцелуем рот мне завяжи...
Сколько там кукушка насчитала
Нам, когда спросила ты про жизнь?
Я считал на дни... и вышло мало.
Ты меня, возможно, проклянёшь?
Даже и проклятия мне мало...
Так всегда впервые... ты поймёшь...
Мне когда-то девочка сказала:
– Мальчик мой, храни себя, малыш,
У тебя всё будет славно вскоре...
Ты прости... я знаю – не простишь,
Потому что любишь... эх ты, горе...
Посмотри: все женщины не прочь...
Разве можно так любить на свете?
Всё, что есть... всё было в эту ночь...
Остальное – выдумки поэтов...
1998 г.
* * *
Послушай, парень,
Да ты балбес!
А солнце парит
С пустых небес...
На вещих струнах
Обтёрлась медь...
Куда ты юным
Хотел успеть?
Сегодня ясно,
Взглянув вокруг,
"Как всё – напрасно..." –
Сказал ты вдруг...
Глоток из фляги
И – веселей
Тебе бродяге...
Ещё налей.
И, улыбаясь,
Всё будешь петь,
Что так, скитаясь,
И – умереть.
1998 г.
БОЛИД
(или по праву памяти детства)
Я всё хожу,
Присматриваюсь к жизни...
Страна из детства
Поросла быльём,
А что пришло на смену той
Отчизне?
В какой стране мы все теперь живём?
Гордится нечем... сникло производство...
Разворовали недра и казну...
Всё подвели под "вышку" и банкротство,
К рукам прибрали целую страну.
Россия стала сырьевым придатком –
На экспорт гоним нефть, леса и газ.
Казалось, жить должны сейчас в достатке,
Не тут-то было... всё не так у нас...
Мы – не Иран, увы... не Эмираты...
В которых, нефть – богатство всей страны...
Там – совесть есть у правящих богатых...
Там всё – за нефть... без крови и войны...
Без "передела", "стрелок" и разборок...
Былых репрессий... зон и лагерей...
Надеюсь, так и будет очень скоро...
И даже ясно бабушке моей –
Всю жизнь детей добру учила в школе,
Внушала им, что нет страны милей,
Чем их страна...
Ну, а недавно с болью,
Сказала мне, без "старческих соплей":
"Мы и представить не могли,
Что где-то,
В арабских странах,
Средь сплошных песков,
Где, нам казалось – край земного света,
Живут получше
Русских дураков." –
Ну, да...
О них нам показали фильмы, -
Теперь мы знаем,
Что – у них и как...
Но вновь нас как-то пичкают
Насильно...
Мол, вот – как там...
А это наш – бардак...
Вся эта правда... -
Будь она неладна, -
Мы разучились Родину любить...
И разве патриоту не досадно –
Такой Союз так быстро развалить?
Я вспоминаю детство для примера:
Всё дёшево... поездки в лагеря...
А что сейчас на смену пионерам?
А где увидим новых октябрят?
Из "новых" можно видеть только "русских",
Новей не сыщешь... даже – чересчур...
Но, для меня, и лоб их слишком узкий,
И русскими считать их не хочу...
А в чём же Русь?
Она пока всё та же, -
Никак не знает – что произошло...
Она, как тот, кто хочет, но не скажет,
Лишь потому, что он не знает слов.
А слов сейчас...
Смешно порою слушать
Витийствующих, рвущихся во власть...
А вздох народный, он – намного глуше,
То там вздохнут... то здесь...
А всё не в масть...
Как много тем для грустных разговоров...
Но нынче всё не сходит с языка
Вопрос – зарплату выдадут ли скоро,
Иль вот пример – два спорят старика:
"ЛюдЯм теперь согласья не хватает, -
Проголосуй тут, сделай верный ход,
Когда любой
Такого обещает...
И вновь
Бориса выберет народ...
Его хоть знаем... пьёт, но как-то правит...
А рассудить – а кто у нас не пьёт?
Вот обещал, что пенсии добавит..."
"Нам, что – Борис... да пусть уже – хоть чёрт!
Да лишь бы что-то делалось во благо... -
И я горжусь за русский наш народ!
В терпеньи – наша русская отвага...
Мы стерпим всё, как терпеливый скот...
И будто нам пожить совсем не надо, -
Рвануть на море, посмотреть на мир...
И, как в насмешку,
«Плачет» Хакамада,
Из депутаток,
В наш телеэфир:
"Ну... кроме Кипра, некуда поехать...", -
Мол, нету средств на отдых, на крутой...
И в телевизор смотришь, как в прореху...
Как это слушать тем, кто за чертой?
О мой народ,
Какой же ты всё – бедный, -
То – та, то – эта
Власти над тобой,
И кто там новый
Шествует победно?
Кто поведёт нас завтра на убой?
И жить у нас выходит – очень просто,
Когда тебе на совесть наплевать...
Россия – это тот огромный остров,
Который открывать и открывать...
Пиши, пиши... – бумага наша терпит,
Ещё татары поняли о том...
У нас любой проворный
Виночерпий
Способен сесть
При ком-нибудь крутом...
Но что я с болью
Большею встречаю?
Я не за то, чтоб махом всё ломать!
Чтоб чрез столетья,
Отыскав случайно
Ребёнок звёздочку,
Смог Ленина узнать!
июнь 1998 г.
* * *
В. Коркиной
Сюжет знаком – при кладбище церквушка,
Художники так любят рисовать
Сии чертоги;
Набожным старушкам
Так нравится советы подавать...
------------
Благодарю тебя, моё безделье,
За твой неповторимый звукоряд...
Так, в день любой, не задаваясь целью,
Бреду, вбирая всё, что ловит взгляд.
Где только я не шлялся, горемычный,
И как на всё во мне хватало сил?
Вот как-то раз, блуждая, как обычно,
Я мимо церкви в Курске проходил.
Жара стояла градусов за тридцать,
В такую пору – божий свет не мил...
И я, хоть чуть желая охладиться,
Себя в прохладу храма заманил.
А коль зашёл, решил свечу поставить, -
Купил и сам зажёг для всех святых,
И, только сердцем чуточку оттаял,
Старушка подошла из темноты.
И потушив свечу мою к чему-то,
Произнесла напутственную речь,
Мол, будет лучше для души,
В минуты
Вечерней службы вновь её зажечь.
О, господи...
Пришлось её послушать, -
Святая простота в её глазах...
Но так вздохнёшь – не выдохнуть бы душу,
И словно сдуешь пыль на образах.
К чему же этот маскарад, не знаю?
Пусть огонёк горел бы, но – на грех
Я понял вдруг,
Что и добра желая,
Да блага всем – не сделаешь для всех.
Где, как закон – законы все не правы...
В одной строке нельзя про всё прочесть.
Поэт, и тот, вдруг сделался забавой, -
И чернь и царь ждут от него бог весть...
Как от Христа чудес каких-то ждали...
Что не напишешь – всё идёт не впрок...
Знать, для того, чтоб люди нас читали,
Пора вмещать всю жизнь в один листок...
Но в храм дорога не приводит силой...
И церковь ту теперь я обхожу,
Где так меня старушка огорчила...
Да я и в храмах сам себя стыжусь...
1998 г.
ЧЕЛОВЕК
Дяде,
Артюхову
Геннадию Семёновичу
Он из романтиков родом,
Как всё его поколенье.
Он представитель народа
В ярком его проявленьи.
В школе всегда он был лучшим,
Лидером, авторитетом.
В юности был он везучим,
Был интересным поэтом.
Рано кому-то стал близким, -
Память осталась навеки –
Фото девчонки с припиской:
"Лучшему человеку..."
Был моряком, симпатягой,
Стал бы легко капитаном,
Если б не зверская тяга,
Что появилась, к стакану...
Бросил сперва мореходку...
Мастером был и прорабом.
Строил, и пил свою водку,
Бегал привычно по бабам.
Всё в его жизни сложилось,
Только сложилось не стойко, -
Сын и жена не пожили...
Горе залил он в попойках.
Тяжко порою вздохнёт он:
"Хоть бы уже умереть мне..."
Но, чтоб сводить с жизнью счёты,
Нужно быть в жизни конкретней...
Тост бы ему пригодился:
"Чтоб нам и впредь наливали..."
Дом, где он рос и родился –
Груда ненужных развалин.
Как же он схож с этим домом... –
Кончена жизнь, он считает.
И, лишь опять, том за томом
Юности книги читает.
Книги – Дюма, Стивенсона...
Что он в них вычитать хочет?
В мире дорог – миллионы...
Больше в два раза – обочин...
1998 г.
* * *
Кому-то это не понятно... -
У всех своей хватает боли,
Но я грущу невероятно,
Когда комбайны вижу в поле.
И что бывает: проезжая,
На мотоцикле, мимо поля,
Я скорость чуточку снижаю,
И на страду смотрю невольно.
Диплом имею агронома,
Учился по стопам отцовым.
Но рос, созрел... И, как солома,
Вдруг стал пустым и "нездоровым"...
И, будто колос, носом клюнув,
Под тяжким грузом мыслей разных,
Я вспомню дни, когда был юным...
Колхоз... и то, каким я грязным,
Как будто отроду не мылся,
С работы ночью возвращался.
И как – на мотоцикл садился,
И уезжал на пруд, купаться.
А утром всех нас комбайнёров
Сбирал "ГАЗончик" под дворами.
О как на кочках мы шофёра
Ругали разными словами!
Сейчас не верю, что со школы,
Хотелось стать мне агрономом...
Но как-то, взвесив зрелый колос,
Прозрел, с чего пуста солома.
24 января 1999 г.
* * *
Вишни в сон – к несбыточным надеждам,
Но о чём-то всё мечталось мне...
Солнце утром так ласкало нежно,
Навевая грёзы, как во сне.
В сердце свежесть зыбкую смакуя,
Чувствую – растёт в душе разлад...
Всё никак в себе не состыкую –
Не пойму, чему я был бы рад?
Нервный срыв грядёт, как неизбежность... –
Кто бы знал, что мучает меня?
Словно глубину мою и нежность
Не хотел никто никак понять.
Будто крал я душу на пустое
И при этом песни не сложил...
Но убили утро золотое
Зла людского чёрные ножи...
1998 г.
* * *
Снова дождь постучался в окно с разговорами...
Кто же может ещё мой нарушить покой?
Было, правда, зимою на стёклах узорами
Рисовал мне мороз, но то было зимой...
Я смотрю из окна, и всё жду – распогодится...
День на сцену выводит всё новых людей...
Я и сам себе, видно, не нужен, как водится –
Ничего не меняется в жизни моей.
А дела, как постройки: есть – к сроку,
Есть – прочные...
Что же к этому можно добавить ещё?
Безусловно, что наши науки все – точные,
Тем, хотя бы, что не допускают просчёт.
Вот и я не спешу всё высчитывать равенство
Из – один плюс один, просто знаю ответ...
И мне в жизни моей очень всё-таки нравится,
Что ещё ничего в ней осёдлого нет.
Я ещё могу в жизни на что-то надеяться...
И, хотя за окном моим только дожди
И погода в ближайшие дни не изменится,
Я ещё могу верить, что всё впереди.
1996 г.
* * *
Дождь прошёл... Я вышел на крыльцо.
Солнце из-за тучки показалось.
Мне улыбка тронула лицо,
И ко мне надолго привязалась.
После отшумевшего дождя,
Сельский двор менял свою картину:
С недовольством лужи обходя,
Кот наш белый сыпал матерщиной.
Вскоре куры «выслали дозор» –
Важные, походка деловая.
И следами расписали двор,
Крестиком по глади вышивая. –
Так и я когда-то вышивал,
Школьником, слова на полотенцах:
"Маме" и "Бабусе"...
Те слова
У меня навеки вшиты в сердце.
Пусть сегодня я уже не тот
Беззаботный школьник-первоклассник,
Память детства за душу берёт,
Потому и свет в душе не гаснет.
Хоть всё чаще, не скрывая боль,
Я на жизнь взираю чуть не плача... –
Стала жизнь собачьей... – не с того ль,
Стала к дому преданность собачьей?
Вся страна – огромный сельский двор,
Но родней его не сыщешь в свете.
Вот и кот, взбираясь на забор,
Не забыл владения пометить.
Он сидит, и смотрит свысока
На чужую сердцу «заграницу».
Будет март когда-то... а пока
На чужбину не к чему стремиться...
Здесь у нас сегодня дождь прошёл,
Ну, а завтра вся исчезнет слякоть.
Будем жить светло и хорошо,
И не станет больше сердце плакать.
Всё стою с улыбкой на устах,
Улыбаясь светлому чему-то...
Как же важно в правильных местах
Оказаться в светлую минуту!
23 января 1999 г.
* * *
Никто нас нынче в святцы не запишет,
Эх, жаль... а я б хорошим был святым... -
Я все б молитвы и стенанья слышал...
И помогал бы бедным и простым.
Но для чего ровняться со святыми?
У нас – блаженных – целая страна...
И ты, простой, святое носишь имя,
Не зря всему даются имена...
И ты на фото, словно на иконе,
Запечатлён в расцвете буйных сил.
Но ковш медведицы уж льёт тебе в ладони
Всё то, что ты в молитвах не просил...
Полны небес дорожные канавы...
И плюнешь в лужу, словно в небеса,
По-нашенски, от сердца, не лукаво...
Российской чудотворной чудеса.
А грянет гром... – и мы себя крестами
Вмиг осеняем, движет страх и лесть...
И не прикрыты ль верой и постами
Те дни, когда нам нечего поесть?
Но Русь моя, запойная, хмельная,
Гуляй... а после кайся и божись.
Такая, видно, мы страна дурная,
И оттого – такая наша жизнь. –
Как грешники, как в чём-то виноваты,
Живём... Но, боже, в чём моя вина?
У нас в крови всё это: ждём расплаты...
Излечит нас не время – времена.
1998 г.
* * *
Меня девчонка в губы целовала,
Когда ещё мне было года три,
Я сам не помню, мама рассказала.
Я раньше всех, видать, "уговорил"... -
И было так: в соломе за сараем,
Знать, взгляд наш детский что-то подсмотрел,
Мы в первый раз, конечно же, играя,
Искали что-то в близости двух тел.
Тогда ещё мы о любви не знали,
О чём, и впрямь, тогда, могли мы знать?
...Но в детстве мы, чем больше понимали,
Тем больше нам хотелось понимать.
Со временем в нас многое менялось,
Но неизменным было лишь одно:
Всегда чего-то нам не доставало,
Особенно любви, как ночью – снов.
Но спим мы даже, если снов не видим,
И жить, выходит, можно и без снов...
И не хотел бы я любовь обидеть,
Но так сказать могу и про любовь...
Так говорю, когда – забыт любовью.
Но нету правды в тех словах моих... -
Как бред любви назвать нам пустословьем?
Как за молчанье осуждать немых?
1998 г.
* * *
Я знаю множество людей,
Живущих без особых целей. –
Как будто в веке скоростей
Душой вмешаться не успели...
Всё удивляюсь сам себе –
Что ж не сидится мне на месте?
Мечусь душой, как дым в трубе...
О жизнь моя, ты как невеста!
Как женихов, отвергла ты –
Всё то, что многим – достиженье...
За эти все свои черты,
Ещё узнаешь униженье.
И, с жаром, будут осуждать
Те, кто тебя не понимают.
Что говорить? Ведь даже мать,
Порою, судит, как чужая...
А я, доверившись судьбе,
Ищу какой-то выход в люди,
Как пуля-дура, при стрельбе,
Лечу и думаю о чуде...
Хочу в историю попасть,
Навылет – это и несложно...
Я торможу, я бью во «власть»...
Пытаюсь сделать всё, что можно...
Но власти нет у нас в стране...
И я уже не вижу цели...
И скоро сдохну в стороне
От войн больших, и не при деле...
1998 г.
* * *
Солнце сползает к закату.
Никнут пионы от зноя,
Дремлют под ними цыплята.
Сонное царство дневное.
Только дороге не спится –
Кто-то всё едет куда-то...
Вот и пред нами струится
Путь полосой сероватой...
Нас провожает бабуся –
Внуков целует в дорогу...
Два развесёлые гуся –
Напоминаем, ей-богу…
Только у нас чуть иначе,
Мы уезжаем учиться...
Мы не пропали, а значит
Песенка та не годится...
Гуси сегодня не в теме,
В теме сегодня цыплята.
Знаем об этой проблеме...
И усмехаемся с братом...
Знаем, бабуся проводит
Нас, и займётся работой –
Часто подсчёт производит
Шустрых цыплят для чего-то...
Поразбредались цыплята, -
Не доглядела... ещё бы –
В путь собирала нас с братом,
В центр областной на учёбу.
Где же им деться цыплятам?
Сами сойдутся, привычно...
Только бабуся, куда там,
Будет искать, как обычно...
Как же приятно подумать,
Что всё так, правда, и будет,
Что в этом мире угрюмом
Где-то родные есть люди...
Где-то есть место, в котором
Помнят о нас «перелётных»...
...Было, мы ездили в город...
В прошлом... давно... беззаботно...
* * *
С буквы "А", по "слогам", с букваря,
Постигаю учение лет...
Я вдруг понял: букет сентября –
Самый первый, для многих букет.
Те цветы, что я нёс в первый класс,
Я впервые сумел подарить...
Это понял я только сейчас,
И уже не смогу позабыть...
Я учиться совсем не любил,
Всё куда-то в мечтах уплывал.
Где ж я грёзы свои потопил,
Подплывая к каким островам?
Не отыщешь, хоть атлас раскрой,
Где я столько напился тоски.
Мне, в себе – соскрести бы рукой,
Как со школьной стирая доски –
Всех мечтаний осколки, всю муть,
Всё, на что я подсел, как на мель...
Видно, в школу пора заглянуть...
Где же, мама, мой первый портфель?
1998 г.
* * *
Видишь, падает в небе звезда?
Словно жизнь обрывается чья-то.
Кто-то звёздный ушёл навсегда…
Улетел безвозвратно куда-то.
В эту светлую звёздную ночь
Вспоминаю невольно утраты…
Так же было когда-то точь-в-точь –
Ночь и звёзды… в прискорбную дату…
А потом зарядили дожди!
И казалось, что дождь не потребен…
Даже хлюпало сердце в груди…–
Словно маялся кто-то на небе.
Иль не сдерживал кто-то слезу
В тот момент на Земле от печали?
Ведь известно: «Вверху – как внизу», –
Что всегда мудрецы отмечали…
Выпал чей-то птенец из гнезда –
Соскочило светило с орбиты…
Не моя ль покосилась звезда,
Там на небе, с крылом перебитым?
Но и всё же – спешу загадать,
Наблюдая за звёздным полётом…
Будет глупо свою не узнать,
Умирая, загадывать что-то…
1998 г.
* * *
Словно бы кто-то всё вечно роняющий,
Осень рассыпала листья к ногам,
Всех их, различных, исходом равняя,
Может, и я скоро всё ей отдам...
Как пред какой-то дорогою дальней,
Выйдя во двор, я присел на скамью.
Снова вдруг стало намного печальней
С осенью тихою в нашем краю.
Надо бы встать и сходить за грибами –
Самое время грибное стоит...
Как-то совсем, за пустыми делами,
Я позабыл все пристрастья свои...
1998 г.
* * *
Если верить – нам всем по делам воздаётся,
Никого просто так ещё смерть не взяла...
Вкруг каких-то там дел смерти ниточка вьётся...
Не с того ль мы так любим вопрос: – Как дела?
Знать, всему своя миссия в свете начертана, -
Умер – значит, так быть... – говорю не со зла.
Ох ты, долюшка-долюшка, долюшка смертная...
Друг, ну как ты там... как... как твои там дела?
1998 г.
* * *
Где ты сейчас обитаешь?
Памяти тёмное дно...
Рыбка моя золотая,
Как же всё было давно...
Ты исполняла желанья...
Что же я мало просил?
Вскоре, ты стала пираньей,
В душу меня укусив...
Впрочем, я выжил, калекой –
Страшный душевный урод –
Копия нашего века...
Влился, вписался в народ...
Ну, а тогда, я уверен,
Что-то светилось во мне,
Словно в глубокой пещере,
В карей моей глубине.
Мальчика ты разглядела –
Видимо, знала таких...
Вёл я себя неумело...
Думала ты за двоих...
В гости к себе пригласила,
Повод какой-то нашла...
Кажется, чуть ли не силой,
В сети свои завлекла...
Я никогда не забуду
Влажных расширенных глаз...
Спал я, буди – не разбудишь,
После, к себе возвратясь.
В жизни, наверное, многим
Путь машинальный знаком –
Выпади снег на дорогу,
Брёл бы в тот день босиком...
На автомате, в отключке,
К дому добрёл кое-как.
Словно, пропивший получку,
Пьяный какой-то чудак.
Дверь оказалась открыта...
Кто-то спросил: "Ты, живой?
Не упади, там – корыто...", –
Всё – как и в сказке... хоть – вой...
1998 г.
* * *
Т. Т
Теперь уже всё это только память,
Как ты вошла, наполнив дом духами.
Внесла листок кленовый жёлто-алый –
Нашла его под дверью, так сказала...
А мы в мужском кругу играли в карты...
Мне не везло... Я нервничал в азарте...
Ты на кровати рядышком присела:
- Я посижу? – спросила, посмотрела.
Ты села, на себя сбирая взгляды...
А я тобой был пьян, как сладким ядом...
Послушав наших споров "ахинею",
Сказала: – Ладно, я зайду позднее... –
И ты ушла, кленовый лист оставив,
Но долго запах в комнате не таял,
Всё было в ней твоим объято светом...
Он до сих пор во мне струится где-то...
И хоть грубее делаюсь с годами,
Но листик твой всю жизнь храню, как память.
Он пережил собратьев "организмом",
Но он давно покинул праздник жизни.
И всё же – он крылатым разве не был?
И он летел, пока хватало неба.
Да, лист – упал... не улетел, как птицы...
Но хоть на миг ему смогло открыться
Всё то, что птицам не понять, летая,
Что знал лишь первый снег... и то – растаял.
1998 г.
* * *
…И мне казалось, был у ветра "зуб"
На этот мир, где всё без изменений...
Всё – гнул, качал, как путников в грозу,
Иль как бойцов, под тяжестью ранений.
Я ветру был в душе безумно рад, -
Он так менял привычные картины.
Он полнил новым жизни маскарад,
Срывая с мира пёстрые личины.
Но вот порывом ветра у меня
Сорвало, понесло мою фуражку.
И мне пришлось бежать и догонять...
И сразу стало мне бедняге тяжко.
4 октября 1998 г.
ИНОГДА
Иногда ты так сильно похож на меня,
И мы вместе с тобою горюем и пьём.
Это часто продляется за рамки дня,
Но тогда мы, наверно, живём одним днём.
Иногда, просыпаясь, мы вдруг говорим:
Хватит! Больше так жить, как живём мы, нельзя...
Нужно браться за ум, становится другим...
Есть любовь и мечта!
Но приходят друзья.
И тогда замечаешь – как трудно менять
Нам, всё то, что сложилось,
Всё то, что – душа...
И, напившись, не в силах штаны с себя снять,
Ты в карман лезешь к сердцу,
А в нём – ни гроша.
1998 г.
* * *
Луч закатный на угол иконы упал, -
Дева будто младенца прижала сильней...
Что за гадость вчера я в ларьке покупал?
Что за женщина спала в постели моей?
Открываю окно, и смотрю с высоты,
На озябших прохожих, осенний пейзаж.
На родное и близкое, до тошноты,
На закат, заглянувший на пятый этаж...
Кто-то клён за прошедшую ночь обтрепал,
И блевотными пятнами листья под ним.
Что там было? Мне кажется, я прозевал
Очень важное что-то...
Зачем же мы спим?
Днём приятель зашёл... Два часа прогрузил
О каких-то делах... Как же он забодал...
Всё же, с кем я вчера гарцевал, как дебил?
Кто-то спички и жвачку на сдачу мне дал...
Стоп... кому-то себя я поэтом назвал,
Да, всё точно... внушал, что я – лучший поэт!
«Я – поэт, и поэтому...», - помню, втирал...
Да... закат обещает холодный рассвет...
Даже с вечера зябко... колотит... трясёт...
Мозаичный рисунок вчерашнего дня
Предо мною уже проявился во всём...
Спать... Хотя бы во сне пусть не будет меня!
1998 г.
* * *
Огнями мелькает, шумит дискотека...
А ты – так юна, и уже так грустна.
Я близкого вижу в тебе человека,
Девчонка, ведь правда, как скучно здесь нам?
На этой тусовке, мы – как чужестранцы,
Иные... И это – дурацкая роль.
Тебя я услышал по вздоху и танцу...
Услышал случайно, как важный пароль.
И вот: всё сижу, за тобой наблюдая,
В объятьях другой, опостылевшей мне...
Ты – стройная, яркая и молодая!
Но мы на одной "старомодной" волне...
Зачем в танцевальном мы встретились зале,
Когда не могу отойти от другой,
Которую словно бы мне навязали?
И узел уже завязался тугой...
Читала ли ты, как Наташа Ростова
Стояла, отчаянно, в пятках душа,
А взглядом искала – кто дал бы ей повод
Поведать другим, как она хороша?
На первом балу, так хотелось скорее
Себя показать и счастливою стать...
Но если к Наташам подходят Андреи,
Тебе остаётся лишь только вздыхать.
Вздыхать не о танцах, что было бы глупо, -
Ты можешь в наш век и сама танцевать...
Вослед той девчонке я долго и тупо
Смотрел, продолжая другую сжимать.
1998 г.
* * *
Сизый рассвет, зарождение дня.
Меркнет Венера, цветком отцветая.
Если сегодня не станет меня,
Всё только — к лучшему, как ты считаешь?
Впрочем, не скажешь, ведь я — не спрошу...
Ты — полусонная, ты — в полудрёме.
Этот вопрос я с собой уношу,
Горбясь, в каком-то душевном надломе...
Парк… и улитками тропка хрустит,
Что волокут свой мирок, как калеки…
Знаешь ли — сколько всего отболит
Сразу со смертью в одном человеке?
Кажется мне, ты сама чистота –
Часто бываешь смешной и чудящей,
Словно в головке твоей пустота...
Что ж... оставайся красавицей спящей.
Вот и сегодня каких-то примет
Не рассмотрела ты снова спросонок –
Будни суровые... сизый рассвет...
Скоро проснёшься, наивный ребёнок.
1998 г.
* * *
Ещё один пишу стишок дурацкий, -
Не ради славы, а от маеты.
Я не сторонник
Всяческих абстракций,
Но стал тупеть
От нашей простоты.
Моих стихов стреноженные кони
Едва бредут
По выжженной земле...
Россия есть и будет,
Перестонет,
Но сколько душ ещё
Повергнет в тлен?
Всех тех, что жили жаждою творенья
Великих дел... упорных, ломовых...
Но растерявших силы и горенье
В степях бесплодных... в скачках цирковых...
Здесь жизни нет! Скакать, скакать отсюда!
И лучше сдохнуть путанным в пути,
Чем вечно ждать, терпеть и верить в чудо,
И по земле безжизненной брести.
18 мая 1998 г.
* * *
На развалинах дня забунтует душа,
Словно зэк, зашагает во мне взад-вперёд,
И заплачет, и сбавит волнительный шаг,
И со срока её отмотается год...
Я уверен, что сердце не просто стучит,
То душа протестует, о воле скорбит.
Пусть со мною могли бы поспорить врачи,
Я сложился во взглядах... за годы обид...
Неспроста я душою готов закричать,
Попирая устои, мораль и завет...
Но, как волки выходят из глупых волчат,
Чую я всем нутром созидание лет.
Не умел я кусаться, я лаял щенком...
Но откроется истина раной в груди...
Есть сердца, что забылись и бьются легко,
Есть, что ломятся, клетку груди исходив.
1998 г.
* * *
Как печальны предзимние будни –
Сырость, слякоть, тяжёлый туман... -
От печали избавиться трудно –
Так и ходит за нами сама...
Что бы сделать такое? – гадаю,
Озирая неряшливый двор.
И на мысли себя вдруг поймаю:
Дел серьёзных не вижу в упор...
И становится так неуютно,
И, на этой недоброй волне,
Не хочу ничего, абсолютно...
И, в сердцах, отпускаю стране...
Но в душе понимаю, что нужно
Чем-то маме в хозяйстве помочь,
Редко дома бываю, к тому же...
Всё же: сын – это хуже, чем дочь...
И, вздыхая, берусь за лопату,
И бреду в поросячий сарай
Чистить, ладить закут поросятам,
Выгнав хрюшек в раздолье двора.
Будут бегать они, как шальные,
Буду я их дерьмо убирать,
И забуду про мысли больные,
И захочется мне созидать.
Буду гвоздь распрямлять на лопате,
Ящик с хламом начну разгребать...
Выйдет мама и скажет мне: "Хватит...
И охота тебе грязь топтать?"
И я вздрогну от правды печальной:
Да, действительно, грязь лишь топчу...
И пойму я, как будто случайно,
Почему ничего не хочу.
26 января 1999 г.
* * *
Одиночество делает многих добрей,
Иль добром одинокие ищут внимания?
Как издёргают душу мечты и желания,
Устаёшь... и становишься в чём-то мудрей.
И уже ни при чём тут желанье внимания –
Потеплев, согреваешься сам от других...
Тот, кто прятался вечно от взглядов чужих,
Никогда не встречал на Земле понимания.
1998 г.
* * *
Ещё чуть-чуть, и я умру поэтом...
Ты тоже скоро станешь старой девой...
Я много думал... думал и об этом...
А ты была такою королевой!
Но ты уже поблёкла, растолстела...
Ты знаешь, в жизни, всё должно быть – к сроку.
И поздно жить, когда стареет тело...
Дай деньги юным, славь живых пророков!
И так уже престранно и нелепо
Мы будем в детской выглядеть одежде.
И, если я любил когда-то слепо,
Не думай ты, что я такой, как прежде.
Да, я другой... но, может, даже лучше –
Моя душа окрепла и созрела.
Одно лишь душу мне всё время мучит –
Ничья душа меня не разглядела.
1998 г.
НОЧНОЙ ЭТЮД
Женщина-осень разделась листвой,
Зябко ступая к Морозу в объятия...
Я у окна примостился совой,
Я захлебнулся в тебе и в апатии…
Ты на кровати тихонько спала,
В свете луны, леденяще-холодная…
Я от тебя не дождался тепла,
Ты, как и я, согревать непригодная…
А за окном покатилась звезда,
Следом за нею вторая обрушилась…
Знаешь, а может быть, и навсегда
Тело сегодня моё обездушилось…
Видимо, я проморгал, как сова,
Пору, когда обзаводятся гнёздами…
Падали звёзды… с деревьев – листва,
Будто бы слепо равняясь со звёздами.
Так же и мы, до какой-то поры,
Верим в высокое наше призвание...
Завтра из листьев запалим костры,
Встречу свою превратим в расставание.
* * *
И. П.
Всё – видимость...
Я, в этой жизни, всегда был один.
С чем в сердце, ты думаешь,
Я, провожал твой вагон? –
Забвение, отдых, бесцельная смена картин,
Дорога... дорога...
И враз опустевший перрон...
Пройти сквозь туман...
Повалиться...
Укутаться в сны...
Мы спим, говорят,
Привыкая во сне умирать...
Все способы смерти,
Как, впрочем, и жизни,
Верны,
И нам остаётся,
Порою,
Лишь чуть подыграть.
Так, некой картине,
Малейшего хватит мазка...
Но мастера кисть –
Упустила его,
Хоть убей...
Каких-то лишь несколько лет,
И до боли близка
Вдруг станет
Болотная песня Тортиллы
Тебе...
Но осень корнями
Уходит в весенний рассвет,
И всё ничего...
Но вглядись в новый день без прикрас –
Как в странном кино:
На экране – кого только нет...
И – смотришь...
Но нет, ничего не покажут о нас...
1998 г.
ИСХОД
Сорок лет бесконечных странствий,
Убивая в душе раба...
Раб с рожденья имел гражданство,
Всё вздыхал и твердил: "судьба..."
Что-то рабское есть в просторах,
Вёрстах, видевших тот "этап"...
Призрак плача... фантом позора...
Вот и умер последний раб...
Но остался, как тёмный гений,
Кровью в венах, завет отца –
Бред обманутых поколений,
С тягой – веровать в их тельца,
В золотого тельца, в достаток,
Не сулящий мытарств в судьбе...
Кто бы в жизни ни шёл куда-то,
Лучшей жизни искал себе...
Но куда ни придёшь, ни глянешь –
Нет нигде по душе земли...
Только кажется, что – достанешь
Палкой неба, вон там – вдали...
Далеко до небес и бога,
Невозможное – есть всегда...
Волю может лишь дать дорога,
Обращает в раба – нужда...
Ложной волей, небесной манной,
Я питался все сорок лет...
Верил в чудо... и даже странно –
Вот и умер во мне поэт...
* * *
Жанне д, Арк
Говорят, что ты слышала ангелов...
Чьи же слышала ты голоса?
В дни вторженья во Францию Англией,
Чем твои засветились глаза?
Помнишь, Жанна, себя, как водила
Хороводы у "дерева фей"?
Как с подружками в детстве кружила
И венки всё бросала в ручей? –
О любви и о счастье гадала,
О девичьей гадала судьбе.
Жанна-Жанна, когда бы ты знала,
Что судьба уготовит тебе...
...Но всё в прошлом: и детство, и битвы.
Стал навеки твоим Орлеан.
Над тобой прочитали молитву...
И меж нами столетий туман.
Отчего же ты белой голубкой
Из костра вылетаешь,
И вновь
Обращаешься девочкой хрупкой,
В неспокойном бреду моих снов?
Всё смешалось... события, даты...
От молитвы — до сладостных мук...
И я тело твоё, словно в латы,
Облачаю в тепло своих рук.
А потом просыпаюсь и вижу:
Всё лишь сон...
И меня только тронь:
Выхожу из себя,
Словно выжег
Весь мой мир инквизиций огонь.
1998 г.
СЕМЬЯ
"Семья-то большая,
да два человека
Всего мужиков-то:
отец мой да я.
Н. Некрасов
Люблю семью поэтов курских,
Не понаслышке мне известных,
Как в речке Сейм – речушке Тускарь,
Во мне для них найдётся место.
Люблю с друзьями в разговорах
О курских расспросить поэтах.
О Курск, позор тебе, мой город, -
Все говорят: поэтов – нету!
Лишь редко кто-то вспоминает,
Что курским был поэт Асеев,
Ни строчки из него не зная,
А просто помня корифея
За то, что имя его носит
Библиотека областная.
А нас живых не знают вовсе,
Никто нас в Курске не читает.
Забыл ты, Курск литературный,
К себе народное признанье.
Так, что-нибудь швыряем в урну,
Уже не глядя, без вниманья.
Как будто кто-то злой когда-то
Отнял крылатость у поэтов,
И всё, чем мы теперь богаты –
Сброд графоманов по газетам.
Но, как ни выглядит всё грустно,
Не проиграю, с козырями...
Пока же – Курск мой, захолустный,
Гордиться может соловьями.
У нас – семья, я это слышал...
Я понаслушался за годы...
Я так устал... съезжает крыша...
В любой семье не без "урода"...
1998 г.
* * *
Наверное, я – никудышный поэт?
Меня не признали и наши писаки,
Которых самих, никому не секрет,
Не знают нигде... никакие собаки...
Поэты, а может – окончился "бал",
Ведь было такое? И просто, всего-то
Сменились герои? Ну, кто не читал
Про Дона Жуана и Дона Кихота?
Теперь, за почтительным титулом "Дон",
Не встретишь героя... мутируют гены...
И "Дона" к себе примеряет Гон-Дон,
Вступая в союзы... в какие-то члены...
Всё это бессмысленный самообман,
Дома из песка и воздушные замки...
Я, где-то в душе – и Кихот, и Жуан,
Но – жалкий, трусливый, не вышедший в "дамки"...
И мне до героев пока далеко...
Но я признаю, без особой досады:
Я тоже "летал в небесах высоко",
А вот по земле не прошёлся, как надо...
А жизнь продолжалась, и время текло...
Забыты кольчуги, доспехи из стали...
Но люди рядились всю жизнь в барахло...
Что – долго носили, что – раз надевали.
1998 г.
* * *
Как же тошно... повсюду суки...
Так и хочется всех послать,
Иль залаять, завыть со скуки...
Я сорвался, как пёс, опять...
Зимний вечер, холодный город.
Тьма ощерилась на меня.
И машины рычат, как свора,
Прочь, с дороги, меня тесня.
Ну, куда я иду, плутая?
Не свернуть ли вон в тот шалман,
И, средь раненых злобной стаей,
От бессилья загрызть стакан?
Темень... темень... такая темень
В этом городе по ночам!
Этот город тоской беремен,
И рожает её рыча...
...Что ни вечер, случайно, где-то,
Я встречаю в пути собак.
Что-то в сердце моём задето –
Наловился я, как рыбак,
Впечатлений, тоскливых взглядов –
Смотрят в сердце моё, насквозь!
Ну, не надо меня, не надо
Так просить, чтоб оно рвалось!
Вызывает такую муку
Очень чуткий собачий взгляд.
Так лишь нищие тянут руку
И разжалобить норовят.
Что же дам я тебе, дворняга?
Мне ведь нечего даже дать!
Я такой же, как ты, бродяга,
И готов за "еду" порвать!
Много было вчера закуски –
Я примазался к господам...
Я напился вчера по-русски,
Средь каких-то мужчин и дам...
Мне понравилось в "высшем свете"...
Где же, псина, вчера ты был?
Если б мог за тебя ответить,
Я б, наверное, просто взвыл.
Я бы взвыл про дома и храмы... -
Про свою рассказал бы жизнь...
Но не надо... не надо драмы...
Ты сегодня за мной держись!
1999 г.
* * *
И пошил же я, с миру по нитке, рубашку себе,
Что и – к телу близка, и которую больше не снять…
Этот новый наряд, на досаду любой голытьбе,
У меня никому никогда ни за что не отнять!
В пору даже гордиться, что жизнь пролетела не зря...
Пусть другим непонятно – чему я порой улыбнусь.
Можно сдохнуть сегодня... уйти... улететь за моря...
Но стихами навеки я с вами теперь остаюсь.
Я всегда отличался каким-то звериным чутьём,
И дорогу себе протоптал, проложил в темноте.
Видеть может не каждый... и чаще всего – узнаём
Обо всём от других, сокрушаясь в своей слепоте.
А случится, вдруг скажут тебе: «Не пошёл бы ты на...», -
Все ответы разыскивай только в себе, и потом:
Муза-женщина, всё-таки, тайно всегда влюблена
В дерзких, юных, и тех, кто её соблазняет с умом.
Так, на лодке плывя, вряд ли станешь ломать ты весло,
Ну, а если подумал и сделал – уже не жалей.
И, взирая на жизнь, ты поймёшь, что пускают на слом
Всё былое, и если не жизнь, так хоть память о ней.
Я когда-то и сам за собой поджигал все мосты...
И я грустен, как Гордий, сумевший с узлом намудрить...
Всё сильнее люблю возвращаться в былые мечты...
Я и узел завязывал так, чтоб его лишь рубить...
1998 г.
|